Случай в зале имени Чайковского

01/05/2016 Восприятие

Московская Консерватория	Учась в Москве, мы часто слушали концерты классической музыки в Большом зале Московской Консерватории или Концертном зале имени Чайковского. Преимуществом первого была возможность – когда зал был не очень заполнен – проскочить без билета, под видом студента консерватории, махнув перед белетершей студенческим билетом такого же синего цвета. Достоинством второго было удобство транспорта – станция метро им. Маяковского выходит прямо к его дверям. Да и, вообще, он расположен в таком месте, где мы часто бывали по самым разным причинам. Поэтому в зале Чайковского мы слушали музыку гораздо чаще, чем где-либо еще.
Большой зал Московской Консерватории	В те времена в зале Чайковского много выступал Гарри Гродберг, исполняя наиболее популярные органные произведения, среди которых разношерстной (особенно по сравнению с консерваторией) публике особенно нравилась Токката и Фуга ре минор И.С.Баха. Это был коронный номер Гарри. Он играл ее очень эффектно – с мощными атакующими первыми фразами и долгими паузами между ними. Если эта токката не входила в концерт, то ее обязательно требовали на бис. И Гарри неизбежно получал за нее самые бурные аплодисменты.
Концертный зал имени Чайковского	Но однажды приехал западный органист. Грюнвальд, кажется. Возможно это был француз Jean-Jacques Grunenwald, но я не уверен. В моей памяти это был англичанин. Во втором отделении, мы (с Игорем Тереховым, кажется, или с Сашей Деревянко, точно не помню) пересели в партер с каких-то далеких и высоких дешевых мест. Это был наш стандартный прием: приметить свободные места в партере и пересесть туда сразу в начале антракта.
Концертный зал имени Чайковского	В этот раз мы попали в третий ряд, если я не ошибаюсь. Партер в зале Чайковского был чаще свободен, наверное, потому, что стоил он подороже, а звук там “пролетает над головой”. Лучшими местами для слушания органа и оркестров считался первый амфитеатр. Вот там-то, оглянувшись, мы и заметили сидевших Гарри Гродберга, что еще раз подтвердило наше наблюдение о качестве этих мест.
Первый амфитеатр. Концертный зал имени Чайковского	Грюнвальд играл замечательно. Большинство произведений мы слышали впервые. Когда программа была исчерпана, публика, воспитанная Гарри, попросила знаменитую токкату. Грюнвальд глянул на Гарри (всем известен его коронный номер), тот слегка улыбнулся и кивнул. Мы восхитились подсмотренным моментов джентльменства среди великих, и приготовились сравнить английскую (как мне все это помнится) интерпретацию с советской.
Грюнвальд заиграл, и мы не узнали привычную токкату. Не было эффектного первого мощного аккорда, никаких драматических перепадов. Токката как токката, фуга как фуга, Бах как Бах – великий, как всегда, но ничего необычного. Публика аплодировала без энтузиазма. Тогда мы впервые стали подозревать, что Гарри преувеличивал, добавлял драмы для большего эффекта для народа. И много лет спустя, уже поездив с дочками по западным музыкальным школам, я нашел подтверждение этому подозрению. И в Германии, и в Англии есть немало исполнителей, интерпретирующих Токкату и Фугу ре минор подобно тому, как это делал Гарри. И никто не говорит, что это неправильно. Но я так же слышал ее не раз и в более спокойном исполнение, в котором прекрасная конструкция Баха проступает постепенно, втягивая беспечного слушателя – шаг за шагом, круг за кругом – в свои гармоничные глубины, откуда попавшему туда однажды уже нет возврата. Но это, конечно, дело вкуса, и я не настаиваю на своей версии. Многие произведения Баха, Вивальди и Моцарта я слушал и еще буду слушать много раз. Они всегда со мной, и Токката и фуга ре минор среди них. И память о зале имени Чайковского, и о Москве, и о моих друзьях, еще живых и уже ушедших.