Пашка

— Надо посмотреть в местах наиболее вероятного пребывания, – сказал Пашка.

Он несколько лет уже был членом горной контрольно-спасательной службы. У меня же это был первый опыт. Два дня назад мы – двенадцать скалолазов из Красногорска – приехали в альплагерь, кто для подтверждения квалификации, а кто – и я в том числе – для получения первой – “Альпинист СССР”, или “Значок”, как эту первую альпинистскую квалификацию называли в народе.

Красногорские “значки” обычно имели очень хорошую скальную подготовку, но не имели опыта высотных и снежно-ледовых маршрутов. Вот за этим мы сюда и ехали, а сейчас, похоже, вынуждены будем изменить свои планы из-за спасательных работ. Девушка упала в горную реку недалеко от альплагеря. Скорее всего, она погибла сразу, но мы обязаны были её найти как можно быстрее.

По писаным и неписаным правилам альпинизма, при объявлении спасательных работ все планы восхождений отменяются и все обязаны принять посильное участие. Но сейчас оказалось, что опытные альпинисты были далеко на маршрутах, а в лагере находились только несколько человек лагерной спасательной группы и такие же, как я, начинающие. Пашка был с нами потому, что он только начал выкарабкиваться из какой-то ужасно редкой и гиблой болезни сердца.

Три года назад врачи категорически запретили ему всяческие нагрузки, фактически объявив его инвалидом. Но он продолжал ходить в горы, хотя и не на очень трудные маршруты, и постепенно начал опять набирать силу. Еще год назад мне было страшно видеть его бледное без кровинки лицо, когда иногда во время тренировок его сердце не справлялось. В таких случаях Пашка давал себе небольшую передышку и опять лез на скалу, хотя лицо оставалось белым как крашеная известью стена.

В этом году, однако, у него таких приступов уже не было, и на медицинской комиссии перед поездкой в альплагерь врач никак не мог поверить, что это тот же человек, о котором написана такая безнадежная история болезни. Пашка даже было разозлился, когда от него потребовали доказывать опять и опять, что это именно он.

— Да, я тот же самый верблюд, а куда горбы делись понятия не имею, – говорил он, в очередной раз предъявляя свой паспорт.

Из-за пропущенных трех сезонов, однако, он был вынужден начать с нижнего уровня трудности опять – вот и остался в лагере с новичками. А тут начались спасательные работы.

Всех, кто в этот момент находился в лагере, собрали на площадке перед управлением. Начальник спасательной службы лагеря рассказал обстоятельства несчастного случая. Девушка загорала на камне у реки и случайно упала в воду, а там течение бурное. Ну, горы, одним словом. Так что она тут же пропала из виду.

Всего собралось человек двадцать. Нас быстро разделили на группы и показали на карте участки реки, которые необходимо было обследовать. Нам с Пашей достался самый дальний от лагеря участок. Мы быстро схватили по рюкзаку, аптечку, веревку, еще кое-что из снаряжения, смену одежды и побежали вниз по долине вдоль реки.

Вот минут через пятнадцать Пашка и сказал о местах “наиболее вероятного пребывания”, когда мы подошли к мосту. Мы были еще далеко от приписанного нам участка, но Пашка решил все-таки глянуть по краям моста. Вот что значит опыт! Мы только спустились к воде, как заметили что-то белое в глубине – как белая скала, только покачивается.

Пашка быстро размотал веревку, одел страховые пояса, сделал петлю на конце веревки и прощелкнул ее в карабин на груди, затем обвел веревку вокруг ближайшего дерева.

— Держи, – он протянул мне конец и наклонился над водой.

Я подобрал слабину. Пашка спустился к воде, но того белого пятна уже не было видно.

— Ушла, – с огорчением сказал он и попытался спуститься ниже, но я не успел отпустить веревку.

— Дай слабину, – сказал Пашка, и я спустил его к самой воде.

Он всматривался с полминуты, затем молча вылез на мост. Мы собрали веревку в кольца и побежали опять вдоль реки вниз по течению, поглядывая на воду. Метров через сто я опять заметил что-то белое под скалой, которую обтекала река. Мы присмотрелись.

— Она, – сказал Пашка.

Скала почти вертикально уходила в воду. С той точки, где стояли мы до воды было метров пять.

— Так, – сказал Пашка.

Он отмерил метров десять веревки и закрепил ее вокруг ствола дерева, сбросив конец в воду. Сам он обошел вокруг того же дерева и дал мне в руки середину веревки.

— Выдавай по-малу, – сказал он и подошел к краю скалы, став спиной к реке. Затем, ухватившись двумя руками за закрепленный конец веревки и упираясь ногами в стену он начал спускаться. Я потихоньку выдавал, стараясь не сдерживать его движение, но и не давая слабину.

— Закрепи, – сказал Пашка достигнув воды.

Я натянул веревку, и он повис на страховке, по-прежнему упираясь в скалу ногами. На другом конце веревки он быстро сделал петлю.

— Выдай по-малу, – сказал он.

Я понял, что он будет пытаться набросить петлю на тело. Вытащить его нам здесь будет, скорее всего, не по силам, а веревкой мы можем отвести его в более удобное место или, вообще, оставить тело здесь на петле, чтобы не унесло дальше до прихода других.

Постепенно Пашка вошел в воду до середины груди и долго копался там.

— Держать! – наконец выкрикнул он, и я почувствовал дополнительное напряжение на веревке. Это Пашка затянул петлю.

— Прихвати ее там! – крикнул он мне.

Я понял, что он хочет, чтобы я натянул и другую веревку. Не отпуская страховки, я перешел к закрепленной половине веревки и оттянул ее в сторону. Страховочная веревка теперь почти полностью охватывала дерево, так что трение было хорошее и я почти не чувствовал пашкиного веса.

Он, между тем, начал выбираться по страховочной веревке наверх, и вскоре его голова появилась из-за края скалы.

— Держи так, – подтвердил он, выбрался полностью, встал на ноги и помог мне закрепить на дереве ту часть веревки, на конце которой весело тело. – Не стоит нам ее больше таскать. А то наоставляем следов – потом забот не оберешься со всеми объяснениями перед судебными мед-экспертами.

Как раз в это время появилась та группа, которая должна была работать на этом участке. Они быстренько спустили двоих со спасательными носилками, подвели носилки под тело и мы все вместе легко подняли носилки наверх.

Тело казалось мраморным. Несколько глубоких прорезов были совершенно бескровными. Было тяжело думать, что еще недавно эта девушка беззаботно загорала. Родителям какое горе.

Мы вернулись с Пашкой в лагерь, оставив лагерным спасателям, которых вызвали по рации, завершать все это дело. Там и без нас было уже много народа.

В этот вечер не слышно было гитар или каких-то громких разговоров, но я знал, что через день или два все опять вернется в прежнее русло. Так всегда бывало и у нас на красногорских скалах, где нередко неопытные приезжие туристы влетали в самые разные – иногда трагические – ситуации.

Другой раз смотришь на такую вот группу молодых, видишь как парни выпендриваются и представляешь, как они поведут себя, когда один из них будет лежать переломанный. Спокойные и деловые мне нравятся больше, но и они иногда ошибаются. Да и мы, местные скалолазы и спасатели, тоже не застрахованы от собственных глупостей. Всякое бывает.

Наши вернулись с восхождения на другой день к вечеру. Маршрут был не очень сложный, погода была хорошая, так что обошлось без приключений.

— Что, Василич, – обратился ко мне Сашка Онуфриев, когда мы собрались вечером в нашем домике, – вчера ты тут отличился, говорят?

Их уже успели ввести в курс дела. Меня всегда удивляло, как эти “молчаливые и суровые” альпинисты ухитрялись так быстро обмениваться новостями со всеми подробностями.

Я не чувствовал за собой особых заслуг. Но несколько других ребят тоже одобрительно уже хлопали меня по плечу в тот день. Между спасательными отрядами разных районов всегда существовала некоторая здоровая конкуренция кто быстрее доберется до места происшествия и кто быстрее проведет спасательные работы, а ежегодные соревнования только подогревали такое отношение. Мы всегда были в числе призеров, часто побеждали. Проигравшие же как бы мимоходом иногда замечали, что, мол, это все спорт, а вот в реальной работе еще неизвестно кто лучше. Поэтому каждое проявление мастерства во время настоящих спасательных работ ценилось не только потому, что помогало пострадавшему.

— Да ладно вам, – не удержался я. – Это все Пашка. Я его только страховал.

— Нормально, – сказал Пашка. – Ты хорошо работал.

Сашка положил мне руку на плечо. Он был моим партнером и теперь явно гордился мной. Вообще, это было еще то сборище. Они никому не давали спуску – ни друг другу, ни себе, но и поддерживали в трудную минуту как никто – прямо и бескомпромиссно.

Обсуждая предстоящее восхождение или другое совместное дело или решая вопрос о включении в группу того или иного кандидата, они зачастую высказывали очень разные мнения. Но принятое решение каждый выполнял как свое собственное, даже если еще пятнадцать минут назад он был категорически против.

Я спросил Сашку однажды, как он это делает.

— Очень просто, – ответил он. – Ты прикидываешь, можешь ты с этим жить или нет. Если нет, то продолжаешь настаивать на своем. Если же можешь, то принимаешь предложение другого как свое. Или сто процентов нет, или сто процентов да. Иначе только жареный воздух будет и никаких действий.

После всех околонаучных интриг в нашем НИИ, такая компания было оазисом чистого душевного отдыха для меня. Они так и называли себя – Компания.

Ко мне подошел Рыжий. В свое время это была его идея принять меня в Компанию.

— Ты присматривайся к тому, что и как делает Пашка, – сказал он. – У него большой опыт.

— Стараюсь, – сказал я.

— Спроси его при случае о Соборе.

— О каком соборе?

— А, вон он. Из окна видать.

Я посмотрел на высокую – метров двести – скалу, высящуюся над лагерем. Поросшая травой и небольшими крученными деревьями, она действительно была похожа на старинный, частично разрушенный и поросший мхом собор.

— А что с ним?

— Когда Пашка только начинал, он никак не мог смириться с необходимостью ходить сначала на простые маршруты, вот и залез на этот пупырь, то ли от нечего делать, то ли чтобы показать свои скальные навыки. Его тогда чуть не дисквалифицировали. Спасибо Эдику – он тогда был начальником лагеря – прикрыл.

Эдик – теперь Эдуард Васильевич – был одним из главных руководителей горных видов спорта в стране. Я в очередной раз отметил каким небольшим является круг альпинистов, совершающих серьёзные восхождения. Все не просто знакомы, а знают друг друга до глубин – так, как можно узнать человека только во время совместной тяжелой и сложной работы.

Это был мир, в котором мне открылась жизнь такой какой она всегда былa – без иллюзий и неоправданных надежд, но полной сильных чувств, борьбы за выживание и взаимовыручки. Именно в этом мире я стал мужчиной и человеком.