Так что те, кто пытается найти собственный интерес к классической музыке без услуг знатока, чаще всего сталкивается с неинтересными произведениями или неумелыми исполнителями (даже если они слушают сборники “Лучшее из Баха” или что-то подобное).

Состояние и процесс создания чего-то нового, уникального.
Так что те, кто пытается найти собственный интерес к классической музыке без услуг знатока, чаще всего сталкивается с неинтересными произведениями или неумелыми исполнителями (даже если они слушают сборники “Лучшее из Баха” или что-то подобное).
Он был необычен и по своему стилю жизни, и по стилю своего мышления. Его странность притягивала, вместе с его проповедническим литературным стилем. Такой стиль требует интерпретации и, естественно, читатель подбирает понятную ему интерпретацию. Читатель становится соавтором.
Трагедия “помогает” глубже проникать в суть, безжалостно сдирая стереотипы, предубеждения и розовые мечты. Именно о влиянии важности решаемой задачи на наше поведение и как это проявилось в жизни Витгенштейна я бы хотел сегодня поговорить. Его жизнь была полна самых серьезных проблем. Немногие имели их столько же, сколько он.
Распознавание паттернов и автоматическое принятие решений создают основу для нашей третей деятельности – рационализации наших решений и всего, что мы наблюдаем. Большая часть этой третей деятельности происходит тоже автоматически. Но иногда мы делаем значительное сознательное усилие, чтобы “понять” – выявить паттерн и объяснить ее в терминах уже существующих знаний.
Человек, сомневаясь, все же принимает решение, иногда просто руководствуясь тем, насколько ему нравится командир. Или по каким-то моральным соображениям. Или просто от сочувствия. И такой, казалось бы, нерациональный подход себя оправдывает. Ведь мы выжили. Значит эмоциональное, интуитивное поведение, ощущение “печенкой” дает не такой уж плохой результат. Человеческие эмоции и автоматические решения используют опыт человечества – […]
Переход от идеи, что язык моделирует структуру мира, к идее, что язык приобретает значение только в конкретном контексте, заставил Витгенштейна начать писать вторую книгу “Философские Исследования”, в которой он вводит новое понятие “языковые игры”. Он теперь утверждает, что значение слова и даже предложения приходит из контекста его использование.
Абрахам Каплан зафиксировал подобное наблюдение на два года раньше в книге “Проведение расследования” (1964): “В дополнение к социальному давлению со стороны научного сообщества, на отдельного ученого влияет также очень человеческая черта. Я называю это закон инструмента, и он формулируется так: Дайте маленькому мальчику молоток, и он обнаружит, что по всем окружающим предметам просто необходимо стукнуть. […]
Еесли мы пытаемся выражать словами невыразимое языком – именно то, что по мнению Витгенштейна пытается делать философия – мы сталкиваемся с проблемами, решение которых невозможно – ну, не может логический язык этого выразить. Именно поэтому Витгенштейн считал, что он решил все философские проблем – отбросив их как бессмысленны, не стоящие усилий.
Он был безусловно необычным человеком. Бертран Рассел считал его гением. И, в соответствие с этой характеристикой, он перевернул философию и весь подход к нашему пониманию того, как мы говорим и думаем подобно тому, как это сделал в свое время Кант (хотя не все профессионалы с этим согласны).
Пересматривая свое отношение к книгам, я обнаружил, что всегда любил и люблю парадоксы. После стольких неожиданных поворотов на протяжении моей жизни, мое мировоззрение стало ближе к парадоксам, чем к предсказуемости.